Второе окно находилось напротив двери – той самой двери из галереи, которую ломал Джейкоб. Перед дверью этой была небольшая площадка, но у Лары не возникло никакого желания задержаться: дверь была черная, покрытая копотью, закопченная, не оставляющая теперь иллюзий, что в башне и правда был пожар.

Стекло в противоположной от двери стене башни треснуло – видать, не выдержав натиска огненного жара. Через эту щель воздух со свистом проникал в башню, рождая те самые похожие на вой звуки.

Он ли? Или там, наверху, действительно кто-то ждал Лару все эти восемнадцать лет?

Лара уже не беспокоилась, что испачкает руки в копоти. Она открытой ладонью касалась шершавых каменных стен и в такт отсчитывала ступени:

– Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…

Лара плыла по волнам, как та Русалочка. Словно впала в транс или в забытье, и видела уже не черные, выхваченные лампой плиты, а другой, давно забытый мир.

Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать…

– А я уже умею считать до тридцати! Меня мамочка научила!

– Вот и считай. Молча, – грубо одернула ее женщина со светлыми, как у самой Лары, волосами.

…тридцать один, тридцать два, тридцать три…

– А почему здесь так пахнет? Фу…

– Обыкновенно пахнет. Отвяжись.

…тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть…

– А куда мы идём?

– Куда надо, туда и идём. Замолчи. Ни звука больше!

…тридцать семь, тридцать восемь, тридцать девять…

– А мамочка к нам придёт?

– Она тебе не мамочка! – Лару с такой силой дернули за руку, что в плече что-то хрустнуло. А от ее слез разозлились и того пуще: – Прекрати! Замолчи! Угомонись! Видеть тебя больше не могу! Еще один звук, и оставлю тебя здесь навсегда! Хочешь этого? Хочешь?!

…сорок, сорок один, сорок два.

Сорок вторая ступень лестницы начинала собою пол единственной комнаты в башне. Комната эта была несколько светлее первого этажа и лестницы – однако Лара так и не смогла расстаться с фонарем. Сжав его ручку очень крепко, сжавшись сама под гнетом непрошенных воспоминаний, она опасливо озиралась, понятия не имея, чего ждать от этого места.

Пропахший гарью полумрак боролся со светом из ее лампы, оставляя на грубых стенах причудливые желтые кляксы – они бесновались, играли, плясали, не успокаиваясь ни на минуту. Вой, душераздирающий, отчаянный, доносился теперь снизу.

«Это не ветер, – точно знала Лара, – ветер не может так выть, не может…»

Иногда ей даже удавалось разобрать, как ее зовут по имени – Лара.

Или звали Мару…

Лара чувствовала, что если продолжит думать об этом, то сойдет с ума. Нужно было хоть чем-то занять себя. И Лара сделала первый робкий шаг, надеясь отыскать то окно, в котором видела силуэт женщины.

На верхнем этаже башни оказалось сразу четыре окна. Лара не была уверена точно, но, кажется, они располагались по сторонам света. Она сделала еще пару осторожных шагов, подняла фонарь, освещая стекло того, что выходило на предположительно запад. Да, именно на запад – небо над морем едва-едва розовело свалившимся за горизонт солнцем. Лара на миг забыла, где она. Залюбовалась. Она никогда не смотрела на родные места с такой высоты – и «Ласточка», и Ордынцевское кладбище, и злосчастный приусадебный парк, откуда Лара увидела женщину, – были как на ладони.

Та женщина определенно смотрела на нее из этого самого окна. Окно это – единственное, которое было протерто от копоти во всю свою высоту. Но, осознав это, Лара отчего-то теперь не испытала ужаса.

«Призраки не оставляют таких следов, – размышляла она. – А вот живые люди – оставляют».

Лара решилась подойти к окну еще ближе, даже припала к нему лицом, чтобы лучше рассмотреть усадебный парк и кладбищенскую стену, к нему прилегающую. Быстро нашла место, где стояла днем. Слишком темно, чтобы рассмотреть большее, но Лара, вглядываясь долго, до рези в глазах, вдруг обнаружила кое-что любопытное…

Снизу, из приусадебного парка не видно – загораживают кусты шиповника; но с высоты третьего этажа Лара даже в темноте совершенно точно разглядела черный провал в серой кладбищенской стене. Там была калитка, ведущая из парка на кладбище. А то и вовсе дыра, ничем не огражденная. В каких-то двух шагах от того места, где стояла белокурая женщина.

«Призракам не нужны калитки, – понимала Лара. – Горничная увидала там не призрака, а белокурую женщину из плоти и крови!»

А ведь Лара знала еще одну белокурую женщину, кроме нее самой и Анны Григорьевны… И, размышляя, пришла к выводу, что главный вопрос не кто испортил Данино платье, а зачем его испортили.

Платье было не абы какое, бальное. Значит, кто-то очень не хотел, чтобы Дана Ордынцева попала на предстоящий бал? Ерунда – еще можно успеть сшить новое, или же надеть одно из прежних. Слава богу, у Даны не единственное платье, и «доброжелатель» должен это понимать.

Значит, смысл в другом – рассорить Лару и Дану. Добиться того, чтобы они возненавидели друг дружку и, буквально, не могли ужиться в одном доме. А, раз хозяева в этом доме Ордынцевы – очевидно, уйти придется Ларе.

И, кроме пансионата «Ласточка», податься ей некуда…

О да, сей план, подлый, хитроумный и многоходовой, был вполне в духе мамы-Юли!

С одним «призраком» разобрались. А что до второго…

Лара, уже совсем не испытывая трепета, осмотрелась. Чуть поежилась, поскорее минув еще одного ворона, чья скульптура тоже утопала в нише стены. Прошлась по кругу и заглянула в остальные три она. Странно, что ни одно не треснуло от высоких температур. Здесь определенно был пожар, но не слишком сильный – больше дыма, чем огня. Да и что, собственно, могло гореть в совершенно пустой каменной башне?

Кроме камня здесь были разве что пучки соломы – тоже опаленной и местами почерневшей. Выходит, солома загорелась? Особенно черная солома кучковалась вокруг толстого столба посреди комнаты, того самого, который служил опорой для лестницы. Тотчас Лара удостоверилась, что столб и впрямь составляет целых два с половиной охвата ее рук. А упирался столб…

Лара задрала голову. Столб ни во что не упирался. В потолок уходил толстый металлический шест, а столб несколько выше Лариной головы оканчивался вовсе, превратившись в ровный плоский пьедестал.

Лара ожидала и на нем увидеть каменного Ворона – но нет, он был совершенно пуст. Или же там все-таки лежало что-то очень небольшое? Лара встала на цыпочки. Даже подпрыгнула несколько раз, ругая свой невысокий рост. И с третьей или четвертой попытки все-таки увидела, что на гладкой поверхности пьедестала и правда лежит небольшой деревянный кубик. Будто небрежно забытый кем-то.